Дарк мозга, Нц-17 извилин. Accident.
Название: "Спаси меня".
Автор: [L]Offara_[/L]
Бета: куботни тайтеца!
Фэндом: “Naruto”.
Жанр: ангст, романтика, мистика, немного психодела.
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: Наруто/Саске.
Варнинг: слэш, ООС Наруто, немного ненорматива.
Состояние: закончен.
Дисклеймер: Кисимото Масаси.
Размер: ваншот.
Размещение: не разрешаю. Можно только ей =)
Содержание: Наруто спасает Саске, Саске спасает Наруто.
От автора: ппц. Я и не надеюсь, что кто-то поймет, о чем ях)
Фанфик написан к дню рождения моей любимой [J](MidNight)[/J]. Всего тебе наилучшего, радость =)
И, естественно, автор как всегда о наболевшем. Только в этот раз с ума сходит не Саске. Да и не совсем сумашествие здесь.
Все предельно нежно. Я предупредила.
Читать дальшеНебо утянуло хрупкой ледяной корой, осыпающейся на землю крошками снега. Вдали от дома зима переносилась особенно тяжело, казалась по-особенному суровой: рвала ветром кожу, на глаза наворачивала слезы, тут же их замораживая, остервенело цеплялась за посиневшие руки. Наруто устало сидел у больницы, терпеливо перемалывая в себе выходки погоды. Только ресницы у него иногда подрагивали, когда он, что-то вспомнив, дергался. Дышал тайно, воруя воздух, выдыхал – хрипом, густым паром. Пальцы невыносимо жгло желанием погреться, хотя бы пошевелиться, разогнав медленную кровь в венах, но он продолжал игнорировать самого себя. Думал только о Саске.
Что будет…
**
Узумаки так и не понял до конца, что же произошло такого, раз Учиха сдался, а объяснять ему никто не спешил. Были только крепкие рукопожатия и хлопки по спине с обнадеживающим «Крепись!», еще издалека замеченный темно-синий короб, похожий на гроб, в котором несли Учиху, и виноватые глаза Сакуры.
Короб с телом Учихи несли неторопливо, окружив сильными шиноби с испуганными глазами. Узумаки за ними до дурноты наблюдал из окошка больницы, уже уверенный, что в коробе лежит мертвый Саске. С проломанной башкой, разорванной грудиной, кровавыми пропастями вместо глаз… со страшной улыбкой. Слишком уж все это напоминало похоронную процессию. Надежда теплилась только в том, что хоронить Саске не стали бы – много у его тела секретов, избавились бы на месте.
Ситуацию прояснил Какаши, кошачьей поступью наблюдателя проникший в палату. Он задавал много вопросов: о настроении, о делах, о планах; Наруто обиженно отмалчивался. Видимо, в точку: Какаши сел поудобней на нерасправленной кровати с белым комом подушки, вздохнул, потрепав серьезного Наруто по голове, и рассказал.
Как получилось, что Саске сдался, не знал даже он: наверняка Учиха использовал гендзутсу. Какаши с Саем грелись в упакованной теплом комнатушке, растирая замерзшие после поисков конечности, когда в комнату вошел АНБУ: Учиха пойман, желает разговаривать только с бывшим учителем.
На самом деле Саске не сказал ни слова, только смотрел Какаши в глаза долгим измученным взглядом, от чего Хатаке почувствовал себя виноватым. Ты, - говорили его глаза, - ты мог все вывернуть иначе. Ты и только ты, сука доверчивая, мог меня остановить. Еще тогда, когда тьма пускала во мне стебельки, медленно разростаясь, когда можно было выбить ее, приложив меня башкой о стенку пару раз. Но – нет, ты верил.
Какаши недовольно отмахнулся: теперь Учиха виноватых ищет; но взгляд свое сделал – начало грызть. Сухими острыми зубами, смакуя прожилки совести, отплевывая желчные оправдания себя.
Именно поэтому Какаши пошел к Наруто.
На Учиху до вынесения приговора было решено наложить запретную технику этой страны – технику ледяного подавления воли.
- Страшная техника, - говорил Какаши, - и сильная. Учиху даже в госпиталь из тюрьмы перевести не побоялись. Представь, что за сила.
Сила техники заключалась в том, что воля человека полностью замораживалась. Находившись под ее действием, не хотелось ни есть, ни спать, ни мыслить, ни двигаться.
- Минус, - уточнил Хатаке, - кто-то должен давить его своей волей. Чтобы не сдох. Заставлять его есть, засыпать. В остальном – идеальна для преступника вроде Саске.
Наруто покоя не давало то, что Саске сдался добровольно. Вылез. Он же из тьмы вылез, опомнился, одумался, не преступник. Не преступник, прекратите! Прекратите же… И горло сдавило пальцами обиды до слез на глазах, до немой боли, криком застывшей в каждом осторожном движении.
Наруто отказался от больничного лечения, стоило только перевести Саске в эту больницу.
**
Постепенно кожу уже не холодил даже снег, бьющий в лицо вместе с ветром, и Узумаки свыкся, тоскливо рассматривая светляки окон домов. На него волнами накатывал болезненно нужный сон, укутанный в вечернюю тьму, обхватывая снежными лапами лицо, и шептал голосом Саске: «Идем со мной». Наруто, разомлев от ледяных прикосновений, жадно хватал свежесть, глубже проваливаясь в сон. Он безучастно упал лицом в снег, счастливо улыбаясь; ноги уже не чувствовались, руками пошевелить нельзя – расслабление. Осталось заморозить бьющий потоками жизни клочок пульсирующего мяса – сердца, и станет совсем легко.
Но тут же почувствовал резкую боль в суставах и ободранных о лед ладонях. Открыл глаза, стоя на четвереньках - обмерзшие конечности не давали стоять, резко вдонул, расправляя легкие колким воздухом, поднял голову.
Какаши стоял над ним сложив руки, недоверчиво поглядывал и сжимался от холода.
- Ты здесь с утра сидишь. Жить надоело?
- Я не…
- Почему до сих пор не зашел? Страх, Наруто? Или совесть?
- Совесть.
Какаши вздохнул, обхватил Узумаки за плечи, помогая подняться, отвел взгляд.
- Не тебя совесть мучить должна. А сейчас ты зайдешь внутрь. К нему. Думаю, твое желание его спасти поможет ему держаться в этой технике.
Узумаки кивнул.
**
В госпитале пахло кварцем и хлоркой из ведра, которой обеззараживают, а потом моют полы. Почему-то было темно, и коридор напоминал утробу издохшей змеи – темный, мясистый, мертвый, глотающий шаги. На стенах висели редкие плакаты с системой циркуляции чакры, черно-белые, едва различимые в темноте, картины цветов и выпуклые шишечки сигнальных ламп посещения.
Какаши остановился возле лестницы, усыпанной крупицами ночного света из решетчатого окна, и решительно толкнул Наруто вперед.
- Четвертый этаж, палата сорок два-семь. На этаже всего одна медсестра и двое патрульных, - он замолчал, но, встретившись с удивленным взглядом, добавил, - я говорил, что техника сильная. Иди.
То ли от страха, то ли от промерзших суставов каждая ступень давалась трудно, словно из нее жгуты лезли, цепляя ногу. Ужас стыл в крови, но Узумаки продолжал медленно подниматься наверх, боясь взяться даже за перила, залегшие на железные спицы хвостами плоских червей.
На четвертом в одной из рекреаций горел свет, и Наруто немного расслабился. Поднявшись, он оказался в широком холле, выложенном кафельными плитами, жирно блестящими в отсвете недалекой лампы. Чуть дальше, в самом конце холла, подсохшей черной раной зиял коридор, вдоль которого и находилась палата Саске.
Сжав кулаки, пошел.
От дверей палат несло смертью, гниющей болью и низкими стонами. Тьма сквозила из щелей черным бархатом и густо стелилась под ногами, пытаясь ухватить.
Наруто, шедший с закрытыми глазами, интуитивно остановился возле одной из дверей, взялся за ее ручку. Тьма осталась укрывать мякотью пройденный путь, боясь плыть дальше и просочиться в палату сорок два-семь. Наруто сглотнул: что-то, чего боится даже тьма.
В палате было… уютно. Возле входа стоял высокий, утянутый стеклом светильник с хрупкими ножками. Как будто кварцевая лампа, но нет – от легкого синеватого свечения исходило только тепло. Левее от нее жалась к стене заправленная койка с бордовым прямоугольником сложенного вчетверо одеяла. Чуть дальше – легко-бежевая ширма, через которую виден был силуэт лежащего человека. Саске.
Смотреть на Учиху было больно. Голова лежала не на подушке – свисала с койки так, что отросшие прядки на затылке почти касались пола. Руки вдоль тела, легко накрытого одеялом, безвольность позы. На руках, по пястью, лиловыми шнурами разбегались вены, ныряя под косточку у сгиба и выплывая тонкими нитями у локтевого сустава. Пальцы болезненно гнулись. Наруто с ужасом медлил, проводя взглядом по руке к исхудалой открытой груди с выпирающими проволоками ключиц, боясь посмотреть в лицо. Поднять глаза на лишний сантиметр, и вот оно – осунувшееся, словно картонное, с открытым ртом и бледными губами, у уголков которых блестела слюна. По скулам гуляли зимние тени из окон, в открытых глазах замерла смерть, решая: уходить или остаться. Саске не спал, а точнее - его забыли заставить спать.
Глаза Учихи жили отдельно от него самого: влажные, не матово-черные, как должно быть, а с оттенком ледяной синевы, заплетающейся на радужке крупным узором. Не его глаза.
Наруто присел на край кровати, и в сердце заныло – Саске даже не шевельнулся, взгляд не перевел.
- А, техника, - отстраненно напомнил сам себе Наруто и потянулся к учихиной руке.
Удивился. Несмотря на весь видимый холод, застывший в Учихе, руки у него горели. Узумаки аккуратно выпустил его ладонь, подхватил безвольно свисающую голову, устраивая ее на подушке, коснулся щеки Саске. Тоже горячая. И лоб, и шея, и плечи… Холодными оставались только глаза и выпирающие сквозь кожу вены.
Наруто смотрел на него с упоением: такой спокойный, красивый… послушный. Прикажи – сделает; техника же. Или…
Наруто выпрямился, собрался, испугавшись своих мыслей, и тихо-тихо зашептал:
- Прости меня, Саске, прости, я не… Я же с тобой. Я…
Слова растерялись. Узумаки понятия не имел, как управлять техникой, навязывая свою волю другому человеку, поэтому быстро потянулся к ладоням Саске, сплетая пальцы, закрыл глаза, слыша, как от волнения стучит сердце, и уверенно подумал: сядь.
- Садись давай, - бережно шептал Наруто, восхищенно наблюдая, как Саске усаживается на кровати, невольно оголяя торс. И прямо в глаза смотрит морозными зрачками, как будто предупреждение – хватит экспериментов.
Но Наруто уже не мог остановиться: Саске – такой далекий, недоступный и желанный, сейчас сидел рядом, наконец рядом, после мучительно-надоевшего ожидания, и грел своим теплом.
- Если бы ты мог, ты бы согрел меня, Саске? – нервно, запинаясь, спрашивал Наруто, забираясь на койку и прижимаясь к Саске всем телом.
- Ты же думал обо мне, ты же хотел меня увидеть, скучал?
Он крепко обнимал Учиху, ловя ладонями чуть выпирающий позвоночник и лопатки; закрывал глаза, почему-то боясь заплакать.
- Я себе не так нашу встречу представлял… Я думал, драться придется, ломать друг друга, а тут… Ты рад, Саске? Ты рад, что все сложилось именно так?
«Да», - уверенно подумал Наруто, и Саске повторил, чуть наклонив голову, завешивая лицо волосами:
- Да.
Иногда бывает, что огонь теряет свою яркость, затухая медленно, умирающе. Но стоит вдохнуть в него жизнь – обеспечить кислородом, и он загорается вновь, сжирая на своем пути все, что бережно хранил и грел. Наруто не мог остановиться.
- Ты сожалеешь об уходе?
«Да».
- Да.
- Ты вспоминал нас? Команду семь?
«Да».
- Да.
- Теперь все хорошо будет?
«Да».
- Да.
- Обещаешь?
«Да».
- Да.
Наруто лгал сам себе и сам себе верил, слушая, нуждаясь в спасении, монотонный голос Саске и заглядывая в неглубокие сине-черные глаза. Саске, наконец, с ним, Саске тоже рад. Саске…
Узумаки легко коснулся его лица ладонями, улыбаясь и находясь близко-близко, и почувствовал дыхание. Ледяное. Наруто взволнованно отпрянул, но тут же обнял вновь. Подавшись к лицу Учихи, он легко лизнул его губы, оставляя мокрую, мерцающую в ночном свете, полосу. Холодные… и немного сухие.
- Согрею.
Наруто плавно прикоснулся к чужим губам, не закрывая глаза и отсчитывая удары сердца как единицу времени. Один, два – «Открой рот», три – коснуться прохладного языка. Четыре, пять, шесть – привыкнуть, ощущая чуть соленый вкус; семь, восемь, девять, десять… «Отвечай».
Поцелуй получался мягким, не требовательным, влажным и нужным. Словно все то время Наруто не Саске вернуть хотел, а получить возможность прижиматься и целовать вот так вот – легко, согревая.
Он решил: Саске это нужно ничуть не меньше. Вместо боя, переломанных позвонков и смятых в слой гущи хрящей и мяса, так – касаясь языка, обводя контур губ.
Наруто осторожно, едва коснувшись плеч, толкнул Саске на кровать и навис над ним сверху, ласково заглядывая в застывшие глаза. Улыбнулся и не заметил, как часто-часто забилась пульсом прячущаяся на шее Саске жилка.
Узумаки быстро снял с себя куртку и футболку, тут же ощутил холод, быстрыми лапами пробежавшийся по спине, следом потянул штаны и залез под одеяло, плотно прижимаясь к горячему телу Учихи. В голове у него выстраивались две параллельные логические цепочки: встреча – чувства – битва и встреча – чувства – то, что произойдет сейчас. Равно. Иначе и быть не может, только так. Только так можно понять, защитить и согреть друг друга.
Он торопливо коснулся языком щеки Саске, провел линию до губ, поцеловал, чуть кусая чужие губы в попытке согнать с них холод. Опустился ниже, мелкими поцелуями усыпая ключицы и плечи, вычерчивая на светлой коже тут же стынущие блестящие рисунки.
У Саске кожа пахла пряно горьким, немного мятным, и на языке чувствовался вкус недозрелой рябины, запитой мятным чаем. С плеч он перешел к соскам, жестким и щекочущим губы, с сосков – вниз по животу, оставляя еле заметную цепочку мягких прикосновений. А Саске лежал не шевелясь, только незаметно дышал.
Наруто улыбнулся, прикрыв глаза, и опустился еще ниже, к мягкому члену. Обхватив его рукой, произнес вслух:
- Это нужно нам обоим, Саске. Тебе же хорошо, это же выход. Это же лучше, чем руки друг другу отрывать…
«Это выход», - уверенно подумал он, обхватывая губами головку уже затвердевшего члена. Наруто неловко вобрал в себя на полдлины, туго посасывая и всхлипывая тонко льющей изо рта слюной, быстро провел по стволу языком. Помог рукой, ускоряя движение и не переставая облизывать головку.
Остановился, довольно вздыхая, подтянулся к голове Саске, близко соприкасаясь телами, и, поцеловав в мягкую от темных волос макушку, попросил:
- Раздвинь ноги.
Пожелал, протягивая узорчатый шнур чакры.
Наруто сразу разгадал секрет техники – нужно пускать свою волю в тело запечатанного тонкими порциями с чакрой, тогда воля будет исполнена безупречно.
Саске замер, раздвинув ноги и не делая ни одного лишнего движения. Наруто показалось – в ожидании. Он на секунду задумался, внимательно разглядывая тело Учихи, но, решившись, медленно приблизил свой член к его ягодицам. Ладонь вновь вернул к Саске, водя рукой по его стволу и едва ощутимо перебирая пальцами складочки кожи.
Входить в Учиху было немного неприятно, даже болезненно – уздечку тянуло, на конце от сжавшихся мышц затупилась легкая боль, но Наруто продолжал проталкиваться вперед, кусая губы, сжимая пальцы, а потом зашелся быстрыми сухими толчками. Горячими, острыми и необходимыми.
Было слышно, как у Саске сбивается дыхание, и от резких движений клацает челюсть, но Наруто не останавливался, продолжая двигаться рывками и массировать сжатый между их телами член Учихи.
- Тебе же так легче, Саске, - отрывисто прохрипел Наруто, пуская в Учиху ленточку чакры.
- Да, - ровно ответил тот.
- Мы же… теперь поймем друг друга?
- Да.
Поток чакры незаметно вырос, огрубел, перетек из нежно-голубого в огненно-рыжий, вспенился, проникая в Саске, но Наруто продолжал задавать вопросы сквозь стоны, почти не задумываясь об их смысле, терявшемся в ритме толчков.
Когда Узумаки, остановившись, сухо застонал, его чакра хлынула бешенным потоком, буквально охватывая прижавшиеся друг другу тела, но тут же остановилась, стоило Наруто слезть с Саске. А у Учихи глаза на секунду расширились.
И снова все встало на свои места. Наруто попросил: спи, и вновь пустив едва заметную нить чакры, крепко обнял Саске в попытке собрать все исходящее от него тепло, не замечая, что сам горит, и уснул, устроившись у Учихи на груди.
Как только выровнялось его дыхание, Саске открыл глаза, матовой тьмой вглядываясь в потолок. В голове - горячий шарик, с минутами ширящийся сильнее и сильнее. В глазах - кубики сухого льда, отчего веки невыносимо сводит. Кожа на щеках горит – кажется, подскочила температура, и внутри рвет на части похожее на злость, только ничерта не злость. Хочется разодрать себе башку и окунуть ее в бочку с ледяной водой - тогда, может, и станет легче. Саске кусками выхватывал воспоминания о случившимся, жадно ими давился, боясь опустить глаза, но чувствуя подбородком пушистую макушку. Сказать бы ему, как дохрена помог, да только из-за техники рот не откроешь.
**
Утром за Учихой прислали конвой, неожиданно растерявшийся от того, что приказы, пропитанные чакрой, Саске выполнял слишком медленно. Велели одеться и идти за ними. Наруто пошел следом.
Его вели по подмерзшим улицам со скрипящими от снега и мороза дорогами, и Узумаки тенью плелся сзади, тоскливо разглядывая легко одетую фигуру друга.
- Он же замерзнет. Ему же… тепло нужно, суки, что ж вы делаете, - шептал он сам себе, боясь, что от громких слов раскроется его ночная тайна. Настораживал его любой взгляд, любое слово, любой шаг в стороны – слишком страшно терять Саске снова.
Они дошли до двухэтажного здания из треснутого местами красного кирпича, толкнули Саске в двери. Наруто передернуло.
Самого Узумаки попросили подождать на улице, и он, стоя посреди пустой площадки у входа, постепенно наполнялся ужасом. А что если они никогда больше не увидятся, что если Саске его не простит?
Страхи не оправдались – Саске вышел через полчаса в сопровождении Какаши, Сая и двух АНБУ. Учиху тащили под руки – на чужую волю он почти не реагировал.
- Наруто, - сощурив глаза, произнес Какаши, - ты же ночью с ним был. Ничего странного не заметил?
Узумаки отрицательно качнул головой, тая нервозность.
- Странно. Сбой в такой технике… Впрочем, разберемся. Я тебя обрадовать хочу – Саске мы в Коноху забираем.
По дороге в деревню Какаши рассказал о принятом на собрании решении.
- Учиха – нукенин, сбежавший из нашей деревни, сдаваться он пришел нашим шиноби, цель он преследовал из нашего селения, а следовательно, и судить его будем мы.
- Казнят? – на большее не хватило голоса.
- Вряд ли. Чакры лишат и в тюрьму посадят, как только разрешится с техникой. А пока в больнице. Да и ты первый, кто не позволит.
- Понятно, - сказал Наруто и в надежде покосился в сторону Учихи.
**
Для снятия подобного дзютсу требовался мощный поток чакры, направляемый в тело подверженного технике. Какаши к сведению принял, нахмурился, но снимать печать не спешил. Возглавляемый им совет решил разместить Учиху в госпитале.
Из-за сбоев техники, причин которых не мог объяснить ни один медик, палата Саске охранялась тремя АНБУ, а госпиталь по периметру прочесывал отряд из шести дзенинов.
Первые два дня в палату никого не пускали, позже визиты были разрешены самым близким. А ближе седьмой команды в Конохе у Саске никого не было. На посещение давали ровно два часа. Сакура, в свете последних событий мучительно исхудавшая, вытравленным взглядом смотрела на Саске, не находя сил плакать, Наруто виновато смотрел на нее и раздражался. На нее – за то, что рядом, на себя – за эгоизм. Его почти неощутимо бесило присутствие Харуно, потому что хотелось упиваться Саске наедине, дышать запахом его тела, прикасаться к мечущимся по подушке волосам.
Его держал страх быть раскрытым. Казалось, накричишь на Сакуру, выльешь накопившиеся грязной водой чувства, и тебя раскроют. Разрежут обвиняющими глазами, заберут Саске. Не позволят им спасти друг друга.
Он ходил за Сакурой пришитой к ногам тенью, цеплялся за каждое слово как за спасительную соломинку; чувства обострялись, потребность видеть Саске и говорить о нем разрывала грудь большим серым шипом.
Сакура, пряча за ладонями слезы, ничего не замечала, Наруто же прятал еще сильнее. Он нежно хранил свою тайну, вылизывал ее сочащиеся края, довольно поглядывая. Ни кусочка упустить нельзя, ни тонкий аромат развеять – обнаружат. Спрятать, сжать в тюрьме ладоней, заласкать уставшими пальцами – только его. Рвущей надобностью выдвинуть на первое место и скрывать от всех в сердце, а может, чуть ниже, пропитывая своей кровью, чтобы если вздумает бежать – выследить ее по сладкому запаху себя. Не отпускать, не отдавать, сжирать кусочек за кусочком, давясь и улыбаясь. Главное, спасти.
На время приема в палату заглянул Какаши, сразу же оценил Наруто: нервно стиснуты пальцы, четкая боль в глазах; и Сакуру – сжатую, сквозившую усталостью и отчаянием. Решил, что пора их вытаскивать.
- Доброе утро, молодежь.
Откликом, как и ожидалось, настороженные глаза.
- Что-то о Саске? – а Наруто надеется.
- Нет, его положение не изменилось. Зато вам впору одуматься. Совсем не похожи на себя.
Он присел на кровать рядом с Сакурой, легко обнял ее за плечи, прижимая к себе: знал - сейчас заплачет. Харуно приподняла лицо, вздохнула, и из глаз по скулам побежали слезы.
- Завтра чтоб я тебя здесь не видел, понятно? – мягко сказал учитель, выпуская ее из объятий.
Сакура кивнула, вытирая слезы, встала и уверенно вышла из палаты.
- С одной разобрались. Теперь ты.
Наруто вздрогнул, но волнения не выдал. Хотя задумался: насколько хорошо сенсей знает команду, сможет ли увидеть, а, увидев, поймет ли? Какаши, словно прочитав вопрос во взгляде, ответил:
- С тобой труднее, потому что я понять не могу, что ты от меня скрыть пытаешься. И ведь пытаешься же.
Хорошо знает. Очень хорошо. Так, что Наруто глаза отводить пришлось. И все-таки до конца не поймет, слишком глубоко запрятано.
- Ладно, Сакуре – день прийти в себя, тебе – день в себе разобраться. Я не знаю, зачем, но вижу, что он тебе необходим. Так что давай. Ты Конохе не таким нужен.
**
Теперь все зависело от него. Черные, обласканные синеватой тенью глаза, приоткрытые дыханьем губы, теплые согнутые пальцы. В запасе имелось два часа, и за это время необходимо было зашить рваную душу теплом Саске, согреть его самого, сгоняя лед с губ.
Учиха лежал чуть набок, прикрыв глаза, и мятежно дышал, высоко вздымая грудь. Такой красивый, такой невероятный…
Наруто подошел к его кровати, присел, упираясь коленями в пол, и положил голову рядом, напротив лица Учихи, внимательно всматриваясь в незамеченные ранее особенности лица. Слева, под уголком губ, белеет молочной полоской едва заметный шрам – это еще со времен миссий команды семь старым составом; под губой залегла оттененная ямка. А ресницы у него длинные, но не закрученные – растут ровно и прямо. И кажущееся угловатым лицо на самом деле плавно округлено, будто водили узкой кистью художника.
Наруто скинул с лица Саске приставшие локоны и потянулся губами к его губам. Мягко, едва касаясь, дотронулся и вздохнул. Немного теплее, но по-прежнему холодные.
Он откинул с него легкое одеяло, пробежался вдоль груди, скользя кончиками пальцев по коже, но резко остановился.
Саске открыл глаза.
- Ты очнулся? Саске?
Глаза у Учихи открылись, но зрачки застыли. Так висит зимой солнце – теплое, но в ледяной кайме.
- А, ну да. Сбой в технике… - Наруто накинул одеяло обратно, встал и, выходя из палаты, сказал:
- Ты меня не чувствуешь, но я тебя вытащу.
**
Какаши внимательно изучал каждое их движение, отмечал каждое слово и обдумывал каждый их шаг. Сакуре стало лучше – в глазах не стыли слезы, круги под глазами сменились едва заметной припухлостью, голос не дрожал. Только сжималась она по-прежнему, будто на холоде. Какаши решил, что вытравит. Еще пару дней посидит без Саске и станет прежней.
Тем более, как Какаши понял по озадаченным и беспокойным глазам, Наруто свои проблемы не решил. Он, Хатаке, покачал головой – дурак ты, Узумаки. Рассказал бы, в чем дело, давно бы вместе решили твои проблемы.
- Сакура, ты с Инудзукой и Яманако завтра на миссию. Возражения не принимаются, за подробностями зайдешь ко мне позже. А ты, - Какаши посмотрел на Узумаки, – у тебя есть время. Немного, но используй с умом.
На следующий день Наруто буквально ворвался в палату.
- Я кое-что понял, - он панически шептал, прижимая к себе тело Саске, – теперь точно все хорошо будет, верь мне.
Простынь под двумя телами сжималась и комкалась, подушка выкрасилась чернилами волос, аккуратно постеленная рядом с головой салфетка слетела на пол. Саске трясло – то ли от изнуряюще медленных, нежных толчков, то ли от потока чакры, вырывающегося из Наруто и окутывающего их двоих огненным поясом.
Узумаки беспорядочно касался губами участков кожи Учихи, оставляя яркие припухшие пятна, жадно давился воздухом. И тихо повторял поцелуй за поцелуем:
- Льду не вечно сиять.
Какаши теперь понял все. Стоя над кроватью, он беззвучно смотрел на шею Учихи, усыпанную тяжелыми засосами. Саске отрешенно смотрел в потолок, изредка прикрывая напряженные глаза.
- Вот такая ирония, сенсей, - тускло сказал он, устав ждать от Хатаке каких-либо слов.
Тот же словно этого и ждал: распрямился, сел рядом.
- Значит, вот почему техника перестала работать. Вот что прятал Наруто. Значит, ты еще при первой вашей встрече от техники освободился?
Саске покачал головой:
- Я бы сразу ушел. Я бы не выдержал. Мне вернуло только сознание.
Какаши нахмурился, что-то про себя отметил и тут же задал следующий вопрос:
- А сейчас почему не ушел? У тебя было время между посещениями.
Приподнявшись, Учиха повел затекшими плечами и жутко улыбнулся.
- Теперь есть причины.
Причина крылась глубоко. В самой-самой дальней комнате сердца. Сырой, с налипшей к стенам пылью, с запахом старой книги, в листы которой засохшей кровавой коркой вдавлены воспоминания. О Конохе, о команде семь. О Наруто - мальчишке, ставшем его первым и единственным другом.
Саске чувствовал себя использованным самим же собой, ненужным, исчерпанным. Вперед его вели цели, но стоило только перешагнуть через них, достигнуть… глазам открылась правда. Жизнь – сломана, семьи – нет, друзей – отверг. Один. И кому ты будешь нужен теперь с тугими мешками страхов, недоверием и заморочками. Кому? Наруто – другу. Только вот гордость сталью в крови – не дает течь дальше, ломает. Раз один раз выкинул из собственной жизни такую штуку, как дружба с Наруто, то и подбирать не смей. У тебя руки в крови вымазаны, а она слишком чистая, слишком небесно-синие у нее глаза.
Грязный, гордый – смеешь ли ты позволить себе вернуть ее? Саске не позволит. Пусть будет тюрьма. Пусть ее жуткие серые стены прячут в себе убийцу, на ладонях которого стынет кровь собственного брата, смешанная с пеплом сгоревшей дружбы.
Саске думал – его уже не спасти. Саске знал, что человек, которому ты до безумия дорог, может пойти на все, но он не ожидал, что этот человек ради спасения друга рискнет чернить собственные идеалы.
Если бы Наруто увеличил поток чакры до размеров, необходимых для снятия техники тогда, когда это случилось первый раз, Саске бы вновь ушел. Свободный от техники полностью, он не смог бы больше терпеть прикосновения Наруто, его шепот, его теплые губы. Но печать не была сломана, только ослабла, позволяя вернуть сознание, поэтому у Саске было время взвесить и обдумать поступки Узумаки.
Постепенно слова Наруто и его действия начинали обрастать смыслом. Тяжелым, страшным, таким, что горло сжимало. Наруто, родной, но отвергнутый, Наруто, та самая светлая дружба, пошел на крайние меры, силясь перевесить грязную гордость Учихи. Саске не мог вновь принять чистую дружбу, и Наруто очернил ее, извалял в их объятиях. Что хуже – брат, руки которого запачканы кровью родного брата, или друг, руки которого вымазаны спермой лучшего друга? Что грязнее?
Учиха понял – его спасли. Вытянули, убедили. Пусть это не дружба теперь, зато за нее взяться не страшно – не испачкаешь. Теперь можно не обвинять себя и всех, кто когда-то не смог остановить его, еще ребенка.
Наруто его согрел, пришла очередь Саске.
- Какаши…сенсей. Можно вас попросить? – уже спокойно, глядя прямо в глаза, спросил Учиха.
- Хочешь, чтобы я тебя не выдал? Чтобы Наруто не узнал, что нечаянно снял с тебя технику?
- Да.
- И ты гарантируешь, что не сбежишь?
- А вы поверьте.
- Я в тебя уже поверил один раз.
- Это будет шанс на исправление.
Какаши усмехнулся, кивнул.
Наруто шел по госпиталю, слушая собственный шаг. Все еще удивлялся: утром его срочно вызвал Какаши. Говорит, что теперь можно навещать Саске в любое время. А еще с Саске частично сняли технику из-за тех нарушений – Учиха теперь может жить на уровне инстинктов. Есть, спать…
Вопреки всем убеждениям Хатаке, что Саске по-прежнему под силой техники и опасности не представляет, Наруто сделал свои выводы: охрану у палаты увеличили вдвое, плюс еще четыре АНБУ на территории самой больницы. Значит, у Саске увеличились шансы вырваться из техники насовсем.
**
Часы тянулись рядом с Саске. Теперь он не был живым телом, способным только на дыхание, теперь он ожил, по-настоящему ожил. Иногда он садился, обхватывая руками колени, и смотрел на Наруто. Казалось, он даже слушал его разговоры - слишком явно проглядывало внимание на отрешенном лице. И рядом с ним таким было намного легче, намного спокойнее.
Сакура пришла в себя: сошла болезненная тень с лица, вновь появилась улыбка.
Харуно посещала Саске как и раньше – на час-два, приносила поесть, меняла в вазе цветы. Ее присутствие Узумаки больше не раздражало.
- Наруто, - она смахнула с тумбочки подсохшие ватки для пост-инъекции, выпрямилась, чуть виновато посмотрела, – ты не думал, что с ним дальше будет?
Не думал.
Харуно, не дождавшись ответа, продолжила:
- У него предательство за плечами, попытки нападения на далеко немаловажных людей, убийства…
- Хватит!
От резкого тона Сакура вздрогнула, выпуская из кулака пожухлые комки ваты, замолкла.
- А еще у него за плечами семья убитая, ужасное детство, брат-предатель, который предателем не был, два года у этой мрази – Орочимару. Тебе мало? Хорошо, тогда вот. У него за плечами команда семь: Какаши, я и ты, Сакура, ты. У него добровольное возвращение назад и сдача себя властям. Это тот же Саске, у него тот же шрам под губой, у него те же черные глаза. И он нас по-прежнему любит, Сакура, ты его просто пойми.
У Наруто с каждым словом садился голос, и Харуно понимала: в чем-то он винит себя. Был слабым, не смог удержать, не остановил… А сейчас, глядя, как Саске мучается, он терзает себя еще больше.
Она нежно кивнула, чуть обняла Узумаки, легко поглаживая его плечо, тихо произнесла:
- Я верю, я понимаю. Я… будущего боюсь.
- А я нет, - ответил Наруто. И во взгляде его Сакура прочитала привычную уверенность.
**
Стоило Какаши занять пост хокаге, в кабинете появилось что-то неуловимо новое. Свет мягче, шкаф с архивом не кажется таким громоздким. А еще в кабинете витает ощущение надежды – с сенсеем больше шансов уберечь Саске от казни.
Наверное, это читается особыми нитями-шрифтами в синих глазах, а может, Хатаке предельно точно знает свою команду, но Наруто чувствует, как от каждого его слова и жеста у ног теплым котом ложится понимание. Поэтому, наверное, сглаживает углы, сбавляет обороты и протягивает к учителю доверие прочной спицей.
Разговор проходит в ритме «вопрос-ответ», давит на скорость и раскрывает самое основное. Наруто видит за собой тьму и знает, что не успей он вовремя, она больше не отпустит Саске. А следом за ним и веру. В себя в первую очередь.
- Суд будет?
- Да.
- Когда?
- Обстоятельства.
- Его казнят?
- Обстоятельства.
- Шансы есть?
- Пятьдесят процентов.
Наруто замирает, взгляд у него словно переводит дыхание, а Какаши понимает – сейчас будет контрольный.
- Вы поможете?
В сердце.
- Да.
И не уворачиваться.
**
Стоило Наруто выйти из палаты, Саске ссутулился, размяк, оживая в одиночестве.
Наруто ушел разговаривать с Какаши.
Саске рассчитал: если уговорит, то сегодня-завтра суд. А там либо убьют, либо в тюрьму. Был вариант сбежать – сил теперь хватит, охрана по периметру не проблема. Но Саске не сможет, к Конохе он теперь привязан ремнями. По своей воле.
Тюрьма не пугала, смерть тоже, а вот ремни давили туго, и Саске знал – Наруто нужно помочь. Успеть до суда.
Распахнуть себя, впустить – пусть видит, нет здесь больше тьмы, пусть отпустит самого себя. Нужно доказать.
**
Какаши приказал разобраться со всеми проблемами до суда, суд назначили на завтрашнее утро.
Наруто его понял, но в больницу входил тяжко, еле дыша. Несмотря на солнечный день, в палате Саске было мрачно – тьма кляксами забиралась в углы, мягко лизала глаза и пенилась, разрастаясь. Такая же, как и тогда – в госпитале чужой деревни – только еще опасней. Тьма металась по углам и с интересом наблюдала за действиями Наруто.
Теперь либо ломать ее, либо позволить забрать Саске ледяными лапами, а заодно утонуть в ней самому.
Признаться ему было чем-то из ряда абсурдности. Можно было часами таскаться за ним по упакованным в больничный кафель коридорам, вслушиваться в легкие шаги, чеканить сердцебиение, разглядывая оттененные складки пижамы на лопатках. Нормальным было зайти к нему ночью в палату и разглядывать спящее лицо, черноту прямых ресниц, гуляющий под сухим веком зрачок, мрачные пряди волос, усыпавших лоб и щеки. И если прислушаться, то обязательно услышать ровный ритм сердца. Дыхания же неслышно никогда – словно мертвый. И луна его кожу светло напудрила серебряным – точно мертвец. Усесться возле кровати, вдыхать теплый запах одеяла и его запах – чуть мятный, пряный. Рукой очертить линию подбородка, трогать расслабленные пальцы, целовать в губы, слизывая с них холод… Это все было в пределах допустимого.
Это все было необходимым и простым, не страшным, не захватывающим. Даже водить языком по тугой головке было нормальным.
Ненормальным было подойти к нему, поправить одеяло, словно налипшую к ресницам вязкую тьму, и сказать очень-очень спокойно:
- Я тебя люблю.
Еще ненормальней было услышать в ответ:
- Я понял.
Наруто даже отшатнулся, удивленно вгляделся Саске в глаза, проверяя, не показалось ли?..
- Ты…
- Я, Наруто, я.
И лицо у него ожило. Наруто удивленно отпрянул от Учихи, не переставая смотреть ему в глаза, сердце зашлось глухим рваным ритмом.
- Я тебе сейчас многое объясню.
Саске взял его за запястье, рывком притянул к кровати.
- Я тебе сейчас все расскажу.
Быстрыми прикосновениями он пробежался по куртке, расстегнул молнию, разводя в сторону ее черно-рыжие полы и приподнимая футболку. Так же быстро стянул штаны, и Наруто вздрогнул от прикосновений холодных пальцев к животу.
- Я тебе докажу.
Учиха потянул доходившую до колен больничную пижаму к поясу, забрался на кровать, сев сверху Наруто.
- Чтобы ты перестал себя мучить.
Я тебе расскажу, как впервые ощутил то, что ты со мной делал. Как самого себя хотелось разорвать, понимая, что даже скинуть тебя не могу. Я тебя ненавидел и себя. За слабость в очередной раз. Был бы шанс сдохнуть – я бы схватился. Но стоило посмотреть дальше, обмотаться временем, и я понял, зачем ты так. Так только любящие люди делают, таким способом спасают только тех, кого любят по-настоящему. Ты мне второй шанс дал, перешагивая через самое светлое, что у тебя было. У меня теперь выбора нет.
Саске дышал глубоко, говорил на выдохе и не останавливался, а Наруто заворожено слушал и чувствовал, как Саске раскрывает перед ним самого себя. Видел раскрытую грудь, в которой только красный ком сердца, видел глаза, которые были черными, как теплая майская ночь - нет в них прежней иссиня-черной тьмы.
**
Коноху окатило сумерками, рассыпав по улицам свет фонарей. Наруто неторопливо добирался крышами, рассматривая сверху вниз силуэты в окнах домов, и улыбался чему-то своему. Конечно, сегодня стоило бы лечь пораньше и отдохнуть перед грядущим заданием, но попрощаться с Саске он счел более необходимым.
Учиха находился в самой охраняемой части тюрьмы – отсеке, где держали особо опасных заключенных, избежавших казни. После суда его определили в камеру, клейменую печатями подавления чакры и окружили охраной. Саске приговор принял с удивлением – ожидал казни, Какаши легко вздохнул – удалось, Наруто же еле смирился с тем, что его другу не верят.
- Они же должны были понять, это несправедливо, они же всей правды не знают…
А Учиха только нахмурился и приложил палец к губам:
- Значит, между нами останется. Спасибо.
Наруто перескакивал с крыши на крышу, нетерпение на него накатывало мягкими волнами, и он с удовольствием щурил глаза.
Назначенный капитаном команды, свой отряд с задания он всегда приводил практически невредимым. На тренировках лез из кожи вон. Старался. Какаши быстро прибавил одно к другому и теперь подталкивал Узумаки вперед. Говорил, что с каждой удачно выполненной миссией пост хокаге становится ближе. Наруто кивал, с тоской смотрел в сторону тюрьмы, сжимая чувства в кулак, и продолжал улыбаться.
Он своего добьется.
Автор: [L]Offara_[/L]
Бета: куботни тайтеца!
Фэндом: “Naruto”.
Жанр: ангст, романтика, мистика, немного психодела.
Рейтинг: NC-17.
Пейринг: Наруто/Саске.
Варнинг: слэш, ООС Наруто, немного ненорматива.
Состояние: закончен.
Дисклеймер: Кисимото Масаси.
Размер: ваншот.
Размещение: не разрешаю. Можно только ей =)
Содержание: Наруто спасает Саске, Саске спасает Наруто.
От автора: ппц. Я и не надеюсь, что кто-то поймет, о чем я
Фанфик написан к дню рождения моей любимой [J](MidNight)[/J]. Всего тебе наилучшего, радость =)
И, естественно, автор как всегда о наболевшем. Только в этот раз с ума сходит не Саске. Да и не совсем сумашествие здесь.
Все предельно нежно. Я предупредила.
Я чую, как сплетеньем вен и нервов,
укрытых под мерцаньем лунной кожи,
ты содрогаешься в объятьях ветра,
который и меня объемлет дрожью. (с)
укрытых под мерцаньем лунной кожи,
ты содрогаешься в объятьях ветра,
который и меня объемлет дрожью. (с)
Читать дальшеНебо утянуло хрупкой ледяной корой, осыпающейся на землю крошками снега. Вдали от дома зима переносилась особенно тяжело, казалась по-особенному суровой: рвала ветром кожу, на глаза наворачивала слезы, тут же их замораживая, остервенело цеплялась за посиневшие руки. Наруто устало сидел у больницы, терпеливо перемалывая в себе выходки погоды. Только ресницы у него иногда подрагивали, когда он, что-то вспомнив, дергался. Дышал тайно, воруя воздух, выдыхал – хрипом, густым паром. Пальцы невыносимо жгло желанием погреться, хотя бы пошевелиться, разогнав медленную кровь в венах, но он продолжал игнорировать самого себя. Думал только о Саске.
Что будет…
**
Узумаки так и не понял до конца, что же произошло такого, раз Учиха сдался, а объяснять ему никто не спешил. Были только крепкие рукопожатия и хлопки по спине с обнадеживающим «Крепись!», еще издалека замеченный темно-синий короб, похожий на гроб, в котором несли Учиху, и виноватые глаза Сакуры.
Короб с телом Учихи несли неторопливо, окружив сильными шиноби с испуганными глазами. Узумаки за ними до дурноты наблюдал из окошка больницы, уже уверенный, что в коробе лежит мертвый Саске. С проломанной башкой, разорванной грудиной, кровавыми пропастями вместо глаз… со страшной улыбкой. Слишком уж все это напоминало похоронную процессию. Надежда теплилась только в том, что хоронить Саске не стали бы – много у его тела секретов, избавились бы на месте.
Ситуацию прояснил Какаши, кошачьей поступью наблюдателя проникший в палату. Он задавал много вопросов: о настроении, о делах, о планах; Наруто обиженно отмалчивался. Видимо, в точку: Какаши сел поудобней на нерасправленной кровати с белым комом подушки, вздохнул, потрепав серьезного Наруто по голове, и рассказал.
Как получилось, что Саске сдался, не знал даже он: наверняка Учиха использовал гендзутсу. Какаши с Саем грелись в упакованной теплом комнатушке, растирая замерзшие после поисков конечности, когда в комнату вошел АНБУ: Учиха пойман, желает разговаривать только с бывшим учителем.
На самом деле Саске не сказал ни слова, только смотрел Какаши в глаза долгим измученным взглядом, от чего Хатаке почувствовал себя виноватым. Ты, - говорили его глаза, - ты мог все вывернуть иначе. Ты и только ты, сука доверчивая, мог меня остановить. Еще тогда, когда тьма пускала во мне стебельки, медленно разростаясь, когда можно было выбить ее, приложив меня башкой о стенку пару раз. Но – нет, ты верил.
Какаши недовольно отмахнулся: теперь Учиха виноватых ищет; но взгляд свое сделал – начало грызть. Сухими острыми зубами, смакуя прожилки совести, отплевывая желчные оправдания себя.
Именно поэтому Какаши пошел к Наруто.
На Учиху до вынесения приговора было решено наложить запретную технику этой страны – технику ледяного подавления воли.
- Страшная техника, - говорил Какаши, - и сильная. Учиху даже в госпиталь из тюрьмы перевести не побоялись. Представь, что за сила.
Сила техники заключалась в том, что воля человека полностью замораживалась. Находившись под ее действием, не хотелось ни есть, ни спать, ни мыслить, ни двигаться.
- Минус, - уточнил Хатаке, - кто-то должен давить его своей волей. Чтобы не сдох. Заставлять его есть, засыпать. В остальном – идеальна для преступника вроде Саске.
Наруто покоя не давало то, что Саске сдался добровольно. Вылез. Он же из тьмы вылез, опомнился, одумался, не преступник. Не преступник, прекратите! Прекратите же… И горло сдавило пальцами обиды до слез на глазах, до немой боли, криком застывшей в каждом осторожном движении.
Наруто отказался от больничного лечения, стоило только перевести Саске в эту больницу.
**
Постепенно кожу уже не холодил даже снег, бьющий в лицо вместе с ветром, и Узумаки свыкся, тоскливо рассматривая светляки окон домов. На него волнами накатывал болезненно нужный сон, укутанный в вечернюю тьму, обхватывая снежными лапами лицо, и шептал голосом Саске: «Идем со мной». Наруто, разомлев от ледяных прикосновений, жадно хватал свежесть, глубже проваливаясь в сон. Он безучастно упал лицом в снег, счастливо улыбаясь; ноги уже не чувствовались, руками пошевелить нельзя – расслабление. Осталось заморозить бьющий потоками жизни клочок пульсирующего мяса – сердца, и станет совсем легко.
Но тут же почувствовал резкую боль в суставах и ободранных о лед ладонях. Открыл глаза, стоя на четвереньках - обмерзшие конечности не давали стоять, резко вдонул, расправляя легкие колким воздухом, поднял голову.
Какаши стоял над ним сложив руки, недоверчиво поглядывал и сжимался от холода.
- Ты здесь с утра сидишь. Жить надоело?
- Я не…
- Почему до сих пор не зашел? Страх, Наруто? Или совесть?
- Совесть.
Какаши вздохнул, обхватил Узумаки за плечи, помогая подняться, отвел взгляд.
- Не тебя совесть мучить должна. А сейчас ты зайдешь внутрь. К нему. Думаю, твое желание его спасти поможет ему держаться в этой технике.
Узумаки кивнул.
**
В госпитале пахло кварцем и хлоркой из ведра, которой обеззараживают, а потом моют полы. Почему-то было темно, и коридор напоминал утробу издохшей змеи – темный, мясистый, мертвый, глотающий шаги. На стенах висели редкие плакаты с системой циркуляции чакры, черно-белые, едва различимые в темноте, картины цветов и выпуклые шишечки сигнальных ламп посещения.
Какаши остановился возле лестницы, усыпанной крупицами ночного света из решетчатого окна, и решительно толкнул Наруто вперед.
- Четвертый этаж, палата сорок два-семь. На этаже всего одна медсестра и двое патрульных, - он замолчал, но, встретившись с удивленным взглядом, добавил, - я говорил, что техника сильная. Иди.
То ли от страха, то ли от промерзших суставов каждая ступень давалась трудно, словно из нее жгуты лезли, цепляя ногу. Ужас стыл в крови, но Узумаки продолжал медленно подниматься наверх, боясь взяться даже за перила, залегшие на железные спицы хвостами плоских червей.
На четвертом в одной из рекреаций горел свет, и Наруто немного расслабился. Поднявшись, он оказался в широком холле, выложенном кафельными плитами, жирно блестящими в отсвете недалекой лампы. Чуть дальше, в самом конце холла, подсохшей черной раной зиял коридор, вдоль которого и находилась палата Саске.
Сжав кулаки, пошел.
От дверей палат несло смертью, гниющей болью и низкими стонами. Тьма сквозила из щелей черным бархатом и густо стелилась под ногами, пытаясь ухватить.
Наруто, шедший с закрытыми глазами, интуитивно остановился возле одной из дверей, взялся за ее ручку. Тьма осталась укрывать мякотью пройденный путь, боясь плыть дальше и просочиться в палату сорок два-семь. Наруто сглотнул: что-то, чего боится даже тьма.
В палате было… уютно. Возле входа стоял высокий, утянутый стеклом светильник с хрупкими ножками. Как будто кварцевая лампа, но нет – от легкого синеватого свечения исходило только тепло. Левее от нее жалась к стене заправленная койка с бордовым прямоугольником сложенного вчетверо одеяла. Чуть дальше – легко-бежевая ширма, через которую виден был силуэт лежащего человека. Саске.
Смотреть на Учиху было больно. Голова лежала не на подушке – свисала с койки так, что отросшие прядки на затылке почти касались пола. Руки вдоль тела, легко накрытого одеялом, безвольность позы. На руках, по пястью, лиловыми шнурами разбегались вены, ныряя под косточку у сгиба и выплывая тонкими нитями у локтевого сустава. Пальцы болезненно гнулись. Наруто с ужасом медлил, проводя взглядом по руке к исхудалой открытой груди с выпирающими проволоками ключиц, боясь посмотреть в лицо. Поднять глаза на лишний сантиметр, и вот оно – осунувшееся, словно картонное, с открытым ртом и бледными губами, у уголков которых блестела слюна. По скулам гуляли зимние тени из окон, в открытых глазах замерла смерть, решая: уходить или остаться. Саске не спал, а точнее - его забыли заставить спать.
Глаза Учихи жили отдельно от него самого: влажные, не матово-черные, как должно быть, а с оттенком ледяной синевы, заплетающейся на радужке крупным узором. Не его глаза.
Наруто присел на край кровати, и в сердце заныло – Саске даже не шевельнулся, взгляд не перевел.
- А, техника, - отстраненно напомнил сам себе Наруто и потянулся к учихиной руке.
Удивился. Несмотря на весь видимый холод, застывший в Учихе, руки у него горели. Узумаки аккуратно выпустил его ладонь, подхватил безвольно свисающую голову, устраивая ее на подушке, коснулся щеки Саске. Тоже горячая. И лоб, и шея, и плечи… Холодными оставались только глаза и выпирающие сквозь кожу вены.
Наруто смотрел на него с упоением: такой спокойный, красивый… послушный. Прикажи – сделает; техника же. Или…
Наруто выпрямился, собрался, испугавшись своих мыслей, и тихо-тихо зашептал:
- Прости меня, Саске, прости, я не… Я же с тобой. Я…
Слова растерялись. Узумаки понятия не имел, как управлять техникой, навязывая свою волю другому человеку, поэтому быстро потянулся к ладоням Саске, сплетая пальцы, закрыл глаза, слыша, как от волнения стучит сердце, и уверенно подумал: сядь.
- Садись давай, - бережно шептал Наруто, восхищенно наблюдая, как Саске усаживается на кровати, невольно оголяя торс. И прямо в глаза смотрит морозными зрачками, как будто предупреждение – хватит экспериментов.
Но Наруто уже не мог остановиться: Саске – такой далекий, недоступный и желанный, сейчас сидел рядом, наконец рядом, после мучительно-надоевшего ожидания, и грел своим теплом.
- Если бы ты мог, ты бы согрел меня, Саске? – нервно, запинаясь, спрашивал Наруто, забираясь на койку и прижимаясь к Саске всем телом.
- Ты же думал обо мне, ты же хотел меня увидеть, скучал?
Он крепко обнимал Учиху, ловя ладонями чуть выпирающий позвоночник и лопатки; закрывал глаза, почему-то боясь заплакать.
- Я себе не так нашу встречу представлял… Я думал, драться придется, ломать друг друга, а тут… Ты рад, Саске? Ты рад, что все сложилось именно так?
«Да», - уверенно подумал Наруто, и Саске повторил, чуть наклонив голову, завешивая лицо волосами:
- Да.
Иногда бывает, что огонь теряет свою яркость, затухая медленно, умирающе. Но стоит вдохнуть в него жизнь – обеспечить кислородом, и он загорается вновь, сжирая на своем пути все, что бережно хранил и грел. Наруто не мог остановиться.
- Ты сожалеешь об уходе?
«Да».
- Да.
- Ты вспоминал нас? Команду семь?
«Да».
- Да.
- Теперь все хорошо будет?
«Да».
- Да.
- Обещаешь?
«Да».
- Да.
Наруто лгал сам себе и сам себе верил, слушая, нуждаясь в спасении, монотонный голос Саске и заглядывая в неглубокие сине-черные глаза. Саске, наконец, с ним, Саске тоже рад. Саске…
Узумаки легко коснулся его лица ладонями, улыбаясь и находясь близко-близко, и почувствовал дыхание. Ледяное. Наруто взволнованно отпрянул, но тут же обнял вновь. Подавшись к лицу Учихи, он легко лизнул его губы, оставляя мокрую, мерцающую в ночном свете, полосу. Холодные… и немного сухие.
- Согрею.
Наруто плавно прикоснулся к чужим губам, не закрывая глаза и отсчитывая удары сердца как единицу времени. Один, два – «Открой рот», три – коснуться прохладного языка. Четыре, пять, шесть – привыкнуть, ощущая чуть соленый вкус; семь, восемь, девять, десять… «Отвечай».
Поцелуй получался мягким, не требовательным, влажным и нужным. Словно все то время Наруто не Саске вернуть хотел, а получить возможность прижиматься и целовать вот так вот – легко, согревая.
Он решил: Саске это нужно ничуть не меньше. Вместо боя, переломанных позвонков и смятых в слой гущи хрящей и мяса, так – касаясь языка, обводя контур губ.
Наруто осторожно, едва коснувшись плеч, толкнул Саске на кровать и навис над ним сверху, ласково заглядывая в застывшие глаза. Улыбнулся и не заметил, как часто-часто забилась пульсом прячущаяся на шее Саске жилка.
Узумаки быстро снял с себя куртку и футболку, тут же ощутил холод, быстрыми лапами пробежавшийся по спине, следом потянул штаны и залез под одеяло, плотно прижимаясь к горячему телу Учихи. В голове у него выстраивались две параллельные логические цепочки: встреча – чувства – битва и встреча – чувства – то, что произойдет сейчас. Равно. Иначе и быть не может, только так. Только так можно понять, защитить и согреть друг друга.
Он торопливо коснулся языком щеки Саске, провел линию до губ, поцеловал, чуть кусая чужие губы в попытке согнать с них холод. Опустился ниже, мелкими поцелуями усыпая ключицы и плечи, вычерчивая на светлой коже тут же стынущие блестящие рисунки.
У Саске кожа пахла пряно горьким, немного мятным, и на языке чувствовался вкус недозрелой рябины, запитой мятным чаем. С плеч он перешел к соскам, жестким и щекочущим губы, с сосков – вниз по животу, оставляя еле заметную цепочку мягких прикосновений. А Саске лежал не шевелясь, только незаметно дышал.
Наруто улыбнулся, прикрыв глаза, и опустился еще ниже, к мягкому члену. Обхватив его рукой, произнес вслух:
- Это нужно нам обоим, Саске. Тебе же хорошо, это же выход. Это же лучше, чем руки друг другу отрывать…
«Это выход», - уверенно подумал он, обхватывая губами головку уже затвердевшего члена. Наруто неловко вобрал в себя на полдлины, туго посасывая и всхлипывая тонко льющей изо рта слюной, быстро провел по стволу языком. Помог рукой, ускоряя движение и не переставая облизывать головку.
Остановился, довольно вздыхая, подтянулся к голове Саске, близко соприкасаясь телами, и, поцеловав в мягкую от темных волос макушку, попросил:
- Раздвинь ноги.
Пожелал, протягивая узорчатый шнур чакры.
Наруто сразу разгадал секрет техники – нужно пускать свою волю в тело запечатанного тонкими порциями с чакрой, тогда воля будет исполнена безупречно.
Саске замер, раздвинув ноги и не делая ни одного лишнего движения. Наруто показалось – в ожидании. Он на секунду задумался, внимательно разглядывая тело Учихи, но, решившись, медленно приблизил свой член к его ягодицам. Ладонь вновь вернул к Саске, водя рукой по его стволу и едва ощутимо перебирая пальцами складочки кожи.
Входить в Учиху было немного неприятно, даже болезненно – уздечку тянуло, на конце от сжавшихся мышц затупилась легкая боль, но Наруто продолжал проталкиваться вперед, кусая губы, сжимая пальцы, а потом зашелся быстрыми сухими толчками. Горячими, острыми и необходимыми.
Было слышно, как у Саске сбивается дыхание, и от резких движений клацает челюсть, но Наруто не останавливался, продолжая двигаться рывками и массировать сжатый между их телами член Учихи.
- Тебе же так легче, Саске, - отрывисто прохрипел Наруто, пуская в Учиху ленточку чакры.
- Да, - ровно ответил тот.
- Мы же… теперь поймем друг друга?
- Да.
Поток чакры незаметно вырос, огрубел, перетек из нежно-голубого в огненно-рыжий, вспенился, проникая в Саске, но Наруто продолжал задавать вопросы сквозь стоны, почти не задумываясь об их смысле, терявшемся в ритме толчков.
Когда Узумаки, остановившись, сухо застонал, его чакра хлынула бешенным потоком, буквально охватывая прижавшиеся друг другу тела, но тут же остановилась, стоило Наруто слезть с Саске. А у Учихи глаза на секунду расширились.
И снова все встало на свои места. Наруто попросил: спи, и вновь пустив едва заметную нить чакры, крепко обнял Саске в попытке собрать все исходящее от него тепло, не замечая, что сам горит, и уснул, устроившись у Учихи на груди.
Как только выровнялось его дыхание, Саске открыл глаза, матовой тьмой вглядываясь в потолок. В голове - горячий шарик, с минутами ширящийся сильнее и сильнее. В глазах - кубики сухого льда, отчего веки невыносимо сводит. Кожа на щеках горит – кажется, подскочила температура, и внутри рвет на части похожее на злость, только ничерта не злость. Хочется разодрать себе башку и окунуть ее в бочку с ледяной водой - тогда, может, и станет легче. Саске кусками выхватывал воспоминания о случившимся, жадно ими давился, боясь опустить глаза, но чувствуя подбородком пушистую макушку. Сказать бы ему, как дохрена помог, да только из-за техники рот не откроешь.
**
Утром за Учихой прислали конвой, неожиданно растерявшийся от того, что приказы, пропитанные чакрой, Саске выполнял слишком медленно. Велели одеться и идти за ними. Наруто пошел следом.
Его вели по подмерзшим улицам со скрипящими от снега и мороза дорогами, и Узумаки тенью плелся сзади, тоскливо разглядывая легко одетую фигуру друга.
- Он же замерзнет. Ему же… тепло нужно, суки, что ж вы делаете, - шептал он сам себе, боясь, что от громких слов раскроется его ночная тайна. Настораживал его любой взгляд, любое слово, любой шаг в стороны – слишком страшно терять Саске снова.
Они дошли до двухэтажного здания из треснутого местами красного кирпича, толкнули Саске в двери. Наруто передернуло.
Самого Узумаки попросили подождать на улице, и он, стоя посреди пустой площадки у входа, постепенно наполнялся ужасом. А что если они никогда больше не увидятся, что если Саске его не простит?
Страхи не оправдались – Саске вышел через полчаса в сопровождении Какаши, Сая и двух АНБУ. Учиху тащили под руки – на чужую волю он почти не реагировал.
- Наруто, - сощурив глаза, произнес Какаши, - ты же ночью с ним был. Ничего странного не заметил?
Узумаки отрицательно качнул головой, тая нервозность.
- Странно. Сбой в такой технике… Впрочем, разберемся. Я тебя обрадовать хочу – Саске мы в Коноху забираем.
По дороге в деревню Какаши рассказал о принятом на собрании решении.
- Учиха – нукенин, сбежавший из нашей деревни, сдаваться он пришел нашим шиноби, цель он преследовал из нашего селения, а следовательно, и судить его будем мы.
- Казнят? – на большее не хватило голоса.
- Вряд ли. Чакры лишат и в тюрьму посадят, как только разрешится с техникой. А пока в больнице. Да и ты первый, кто не позволит.
- Понятно, - сказал Наруто и в надежде покосился в сторону Учихи.
**
Для снятия подобного дзютсу требовался мощный поток чакры, направляемый в тело подверженного технике. Какаши к сведению принял, нахмурился, но снимать печать не спешил. Возглавляемый им совет решил разместить Учиху в госпитале.
Из-за сбоев техники, причин которых не мог объяснить ни один медик, палата Саске охранялась тремя АНБУ, а госпиталь по периметру прочесывал отряд из шести дзенинов.
Первые два дня в палату никого не пускали, позже визиты были разрешены самым близким. А ближе седьмой команды в Конохе у Саске никого не было. На посещение давали ровно два часа. Сакура, в свете последних событий мучительно исхудавшая, вытравленным взглядом смотрела на Саске, не находя сил плакать, Наруто виновато смотрел на нее и раздражался. На нее – за то, что рядом, на себя – за эгоизм. Его почти неощутимо бесило присутствие Харуно, потому что хотелось упиваться Саске наедине, дышать запахом его тела, прикасаться к мечущимся по подушке волосам.
Его держал страх быть раскрытым. Казалось, накричишь на Сакуру, выльешь накопившиеся грязной водой чувства, и тебя раскроют. Разрежут обвиняющими глазами, заберут Саске. Не позволят им спасти друг друга.
Он ходил за Сакурой пришитой к ногам тенью, цеплялся за каждое слово как за спасительную соломинку; чувства обострялись, потребность видеть Саске и говорить о нем разрывала грудь большим серым шипом.
Сакура, пряча за ладонями слезы, ничего не замечала, Наруто же прятал еще сильнее. Он нежно хранил свою тайну, вылизывал ее сочащиеся края, довольно поглядывая. Ни кусочка упустить нельзя, ни тонкий аромат развеять – обнаружат. Спрятать, сжать в тюрьме ладоней, заласкать уставшими пальцами – только его. Рвущей надобностью выдвинуть на первое место и скрывать от всех в сердце, а может, чуть ниже, пропитывая своей кровью, чтобы если вздумает бежать – выследить ее по сладкому запаху себя. Не отпускать, не отдавать, сжирать кусочек за кусочком, давясь и улыбаясь. Главное, спасти.
На время приема в палату заглянул Какаши, сразу же оценил Наруто: нервно стиснуты пальцы, четкая боль в глазах; и Сакуру – сжатую, сквозившую усталостью и отчаянием. Решил, что пора их вытаскивать.
- Доброе утро, молодежь.
Откликом, как и ожидалось, настороженные глаза.
- Что-то о Саске? – а Наруто надеется.
- Нет, его положение не изменилось. Зато вам впору одуматься. Совсем не похожи на себя.
Он присел на кровать рядом с Сакурой, легко обнял ее за плечи, прижимая к себе: знал - сейчас заплачет. Харуно приподняла лицо, вздохнула, и из глаз по скулам побежали слезы.
- Завтра чтоб я тебя здесь не видел, понятно? – мягко сказал учитель, выпуская ее из объятий.
Сакура кивнула, вытирая слезы, встала и уверенно вышла из палаты.
- С одной разобрались. Теперь ты.
Наруто вздрогнул, но волнения не выдал. Хотя задумался: насколько хорошо сенсей знает команду, сможет ли увидеть, а, увидев, поймет ли? Какаши, словно прочитав вопрос во взгляде, ответил:
- С тобой труднее, потому что я понять не могу, что ты от меня скрыть пытаешься. И ведь пытаешься же.
Хорошо знает. Очень хорошо. Так, что Наруто глаза отводить пришлось. И все-таки до конца не поймет, слишком глубоко запрятано.
- Ладно, Сакуре – день прийти в себя, тебе – день в себе разобраться. Я не знаю, зачем, но вижу, что он тебе необходим. Так что давай. Ты Конохе не таким нужен.
**
Теперь все зависело от него. Черные, обласканные синеватой тенью глаза, приоткрытые дыханьем губы, теплые согнутые пальцы. В запасе имелось два часа, и за это время необходимо было зашить рваную душу теплом Саске, согреть его самого, сгоняя лед с губ.
Учиха лежал чуть набок, прикрыв глаза, и мятежно дышал, высоко вздымая грудь. Такой красивый, такой невероятный…
Наруто подошел к его кровати, присел, упираясь коленями в пол, и положил голову рядом, напротив лица Учихи, внимательно всматриваясь в незамеченные ранее особенности лица. Слева, под уголком губ, белеет молочной полоской едва заметный шрам – это еще со времен миссий команды семь старым составом; под губой залегла оттененная ямка. А ресницы у него длинные, но не закрученные – растут ровно и прямо. И кажущееся угловатым лицо на самом деле плавно округлено, будто водили узкой кистью художника.
Наруто скинул с лица Саске приставшие локоны и потянулся губами к его губам. Мягко, едва касаясь, дотронулся и вздохнул. Немного теплее, но по-прежнему холодные.
Он откинул с него легкое одеяло, пробежался вдоль груди, скользя кончиками пальцев по коже, но резко остановился.
Саске открыл глаза.
- Ты очнулся? Саске?
Глаза у Учихи открылись, но зрачки застыли. Так висит зимой солнце – теплое, но в ледяной кайме.
- А, ну да. Сбой в технике… - Наруто накинул одеяло обратно, встал и, выходя из палаты, сказал:
- Ты меня не чувствуешь, но я тебя вытащу.
**
Какаши внимательно изучал каждое их движение, отмечал каждое слово и обдумывал каждый их шаг. Сакуре стало лучше – в глазах не стыли слезы, круги под глазами сменились едва заметной припухлостью, голос не дрожал. Только сжималась она по-прежнему, будто на холоде. Какаши решил, что вытравит. Еще пару дней посидит без Саске и станет прежней.
Тем более, как Какаши понял по озадаченным и беспокойным глазам, Наруто свои проблемы не решил. Он, Хатаке, покачал головой – дурак ты, Узумаки. Рассказал бы, в чем дело, давно бы вместе решили твои проблемы.
- Сакура, ты с Инудзукой и Яманако завтра на миссию. Возражения не принимаются, за подробностями зайдешь ко мне позже. А ты, - Какаши посмотрел на Узумаки, – у тебя есть время. Немного, но используй с умом.
На следующий день Наруто буквально ворвался в палату.
- Я кое-что понял, - он панически шептал, прижимая к себе тело Саске, – теперь точно все хорошо будет, верь мне.
Простынь под двумя телами сжималась и комкалась, подушка выкрасилась чернилами волос, аккуратно постеленная рядом с головой салфетка слетела на пол. Саске трясло – то ли от изнуряюще медленных, нежных толчков, то ли от потока чакры, вырывающегося из Наруто и окутывающего их двоих огненным поясом.
Узумаки беспорядочно касался губами участков кожи Учихи, оставляя яркие припухшие пятна, жадно давился воздухом. И тихо повторял поцелуй за поцелуем:
- Льду не вечно сиять.
Какаши теперь понял все. Стоя над кроватью, он беззвучно смотрел на шею Учихи, усыпанную тяжелыми засосами. Саске отрешенно смотрел в потолок, изредка прикрывая напряженные глаза.
- Вот такая ирония, сенсей, - тускло сказал он, устав ждать от Хатаке каких-либо слов.
Тот же словно этого и ждал: распрямился, сел рядом.
- Значит, вот почему техника перестала работать. Вот что прятал Наруто. Значит, ты еще при первой вашей встрече от техники освободился?
Саске покачал головой:
- Я бы сразу ушел. Я бы не выдержал. Мне вернуло только сознание.
Какаши нахмурился, что-то про себя отметил и тут же задал следующий вопрос:
- А сейчас почему не ушел? У тебя было время между посещениями.
Приподнявшись, Учиха повел затекшими плечами и жутко улыбнулся.
- Теперь есть причины.
Причина крылась глубоко. В самой-самой дальней комнате сердца. Сырой, с налипшей к стенам пылью, с запахом старой книги, в листы которой засохшей кровавой коркой вдавлены воспоминания. О Конохе, о команде семь. О Наруто - мальчишке, ставшем его первым и единственным другом.
Саске чувствовал себя использованным самим же собой, ненужным, исчерпанным. Вперед его вели цели, но стоило только перешагнуть через них, достигнуть… глазам открылась правда. Жизнь – сломана, семьи – нет, друзей – отверг. Один. И кому ты будешь нужен теперь с тугими мешками страхов, недоверием и заморочками. Кому? Наруто – другу. Только вот гордость сталью в крови – не дает течь дальше, ломает. Раз один раз выкинул из собственной жизни такую штуку, как дружба с Наруто, то и подбирать не смей. У тебя руки в крови вымазаны, а она слишком чистая, слишком небесно-синие у нее глаза.
Грязный, гордый – смеешь ли ты позволить себе вернуть ее? Саске не позволит. Пусть будет тюрьма. Пусть ее жуткие серые стены прячут в себе убийцу, на ладонях которого стынет кровь собственного брата, смешанная с пеплом сгоревшей дружбы.
Саске думал – его уже не спасти. Саске знал, что человек, которому ты до безумия дорог, может пойти на все, но он не ожидал, что этот человек ради спасения друга рискнет чернить собственные идеалы.
Если бы Наруто увеличил поток чакры до размеров, необходимых для снятия техники тогда, когда это случилось первый раз, Саске бы вновь ушел. Свободный от техники полностью, он не смог бы больше терпеть прикосновения Наруто, его шепот, его теплые губы. Но печать не была сломана, только ослабла, позволяя вернуть сознание, поэтому у Саске было время взвесить и обдумать поступки Узумаки.
Постепенно слова Наруто и его действия начинали обрастать смыслом. Тяжелым, страшным, таким, что горло сжимало. Наруто, родной, но отвергнутый, Наруто, та самая светлая дружба, пошел на крайние меры, силясь перевесить грязную гордость Учихи. Саске не мог вновь принять чистую дружбу, и Наруто очернил ее, извалял в их объятиях. Что хуже – брат, руки которого запачканы кровью родного брата, или друг, руки которого вымазаны спермой лучшего друга? Что грязнее?
Учиха понял – его спасли. Вытянули, убедили. Пусть это не дружба теперь, зато за нее взяться не страшно – не испачкаешь. Теперь можно не обвинять себя и всех, кто когда-то не смог остановить его, еще ребенка.
Наруто его согрел, пришла очередь Саске.
- Какаши…сенсей. Можно вас попросить? – уже спокойно, глядя прямо в глаза, спросил Учиха.
- Хочешь, чтобы я тебя не выдал? Чтобы Наруто не узнал, что нечаянно снял с тебя технику?
- Да.
- И ты гарантируешь, что не сбежишь?
- А вы поверьте.
- Я в тебя уже поверил один раз.
- Это будет шанс на исправление.
Какаши усмехнулся, кивнул.
Наруто шел по госпиталю, слушая собственный шаг. Все еще удивлялся: утром его срочно вызвал Какаши. Говорит, что теперь можно навещать Саске в любое время. А еще с Саске частично сняли технику из-за тех нарушений – Учиха теперь может жить на уровне инстинктов. Есть, спать…
Вопреки всем убеждениям Хатаке, что Саске по-прежнему под силой техники и опасности не представляет, Наруто сделал свои выводы: охрану у палаты увеличили вдвое, плюс еще четыре АНБУ на территории самой больницы. Значит, у Саске увеличились шансы вырваться из техники насовсем.
**
Часы тянулись рядом с Саске. Теперь он не был живым телом, способным только на дыхание, теперь он ожил, по-настоящему ожил. Иногда он садился, обхватывая руками колени, и смотрел на Наруто. Казалось, он даже слушал его разговоры - слишком явно проглядывало внимание на отрешенном лице. И рядом с ним таким было намного легче, намного спокойнее.
Сакура пришла в себя: сошла болезненная тень с лица, вновь появилась улыбка.
Харуно посещала Саске как и раньше – на час-два, приносила поесть, меняла в вазе цветы. Ее присутствие Узумаки больше не раздражало.
- Наруто, - она смахнула с тумбочки подсохшие ватки для пост-инъекции, выпрямилась, чуть виновато посмотрела, – ты не думал, что с ним дальше будет?
Не думал.
Харуно, не дождавшись ответа, продолжила:
- У него предательство за плечами, попытки нападения на далеко немаловажных людей, убийства…
- Хватит!
От резкого тона Сакура вздрогнула, выпуская из кулака пожухлые комки ваты, замолкла.
- А еще у него за плечами семья убитая, ужасное детство, брат-предатель, который предателем не был, два года у этой мрази – Орочимару. Тебе мало? Хорошо, тогда вот. У него за плечами команда семь: Какаши, я и ты, Сакура, ты. У него добровольное возвращение назад и сдача себя властям. Это тот же Саске, у него тот же шрам под губой, у него те же черные глаза. И он нас по-прежнему любит, Сакура, ты его просто пойми.
У Наруто с каждым словом садился голос, и Харуно понимала: в чем-то он винит себя. Был слабым, не смог удержать, не остановил… А сейчас, глядя, как Саске мучается, он терзает себя еще больше.
Она нежно кивнула, чуть обняла Узумаки, легко поглаживая его плечо, тихо произнесла:
- Я верю, я понимаю. Я… будущего боюсь.
- А я нет, - ответил Наруто. И во взгляде его Сакура прочитала привычную уверенность.
**
Стоило Какаши занять пост хокаге, в кабинете появилось что-то неуловимо новое. Свет мягче, шкаф с архивом не кажется таким громоздким. А еще в кабинете витает ощущение надежды – с сенсеем больше шансов уберечь Саске от казни.
Наверное, это читается особыми нитями-шрифтами в синих глазах, а может, Хатаке предельно точно знает свою команду, но Наруто чувствует, как от каждого его слова и жеста у ног теплым котом ложится понимание. Поэтому, наверное, сглаживает углы, сбавляет обороты и протягивает к учителю доверие прочной спицей.
Разговор проходит в ритме «вопрос-ответ», давит на скорость и раскрывает самое основное. Наруто видит за собой тьму и знает, что не успей он вовремя, она больше не отпустит Саске. А следом за ним и веру. В себя в первую очередь.
- Суд будет?
- Да.
- Когда?
- Обстоятельства.
- Его казнят?
- Обстоятельства.
- Шансы есть?
- Пятьдесят процентов.
Наруто замирает, взгляд у него словно переводит дыхание, а Какаши понимает – сейчас будет контрольный.
- Вы поможете?
В сердце.
- Да.
И не уворачиваться.
**
Стоило Наруто выйти из палаты, Саске ссутулился, размяк, оживая в одиночестве.
Наруто ушел разговаривать с Какаши.
Саске рассчитал: если уговорит, то сегодня-завтра суд. А там либо убьют, либо в тюрьму. Был вариант сбежать – сил теперь хватит, охрана по периметру не проблема. Но Саске не сможет, к Конохе он теперь привязан ремнями. По своей воле.
Тюрьма не пугала, смерть тоже, а вот ремни давили туго, и Саске знал – Наруто нужно помочь. Успеть до суда.
Распахнуть себя, впустить – пусть видит, нет здесь больше тьмы, пусть отпустит самого себя. Нужно доказать.
**
Какаши приказал разобраться со всеми проблемами до суда, суд назначили на завтрашнее утро.
Наруто его понял, но в больницу входил тяжко, еле дыша. Несмотря на солнечный день, в палате Саске было мрачно – тьма кляксами забиралась в углы, мягко лизала глаза и пенилась, разрастаясь. Такая же, как и тогда – в госпитале чужой деревни – только еще опасней. Тьма металась по углам и с интересом наблюдала за действиями Наруто.
Теперь либо ломать ее, либо позволить забрать Саске ледяными лапами, а заодно утонуть в ней самому.
Признаться ему было чем-то из ряда абсурдности. Можно было часами таскаться за ним по упакованным в больничный кафель коридорам, вслушиваться в легкие шаги, чеканить сердцебиение, разглядывая оттененные складки пижамы на лопатках. Нормальным было зайти к нему ночью в палату и разглядывать спящее лицо, черноту прямых ресниц, гуляющий под сухим веком зрачок, мрачные пряди волос, усыпавших лоб и щеки. И если прислушаться, то обязательно услышать ровный ритм сердца. Дыхания же неслышно никогда – словно мертвый. И луна его кожу светло напудрила серебряным – точно мертвец. Усесться возле кровати, вдыхать теплый запах одеяла и его запах – чуть мятный, пряный. Рукой очертить линию подбородка, трогать расслабленные пальцы, целовать в губы, слизывая с них холод… Это все было в пределах допустимого.
Это все было необходимым и простым, не страшным, не захватывающим. Даже водить языком по тугой головке было нормальным.
Ненормальным было подойти к нему, поправить одеяло, словно налипшую к ресницам вязкую тьму, и сказать очень-очень спокойно:
- Я тебя люблю.
Еще ненормальней было услышать в ответ:
- Я понял.
Наруто даже отшатнулся, удивленно вгляделся Саске в глаза, проверяя, не показалось ли?..
- Ты…
- Я, Наруто, я.
И лицо у него ожило. Наруто удивленно отпрянул от Учихи, не переставая смотреть ему в глаза, сердце зашлось глухим рваным ритмом.
- Я тебе сейчас многое объясню.
Саске взял его за запястье, рывком притянул к кровати.
- Я тебе сейчас все расскажу.
Быстрыми прикосновениями он пробежался по куртке, расстегнул молнию, разводя в сторону ее черно-рыжие полы и приподнимая футболку. Так же быстро стянул штаны, и Наруто вздрогнул от прикосновений холодных пальцев к животу.
- Я тебе докажу.
Учиха потянул доходившую до колен больничную пижаму к поясу, забрался на кровать, сев сверху Наруто.
- Чтобы ты перестал себя мучить.
Я тебе расскажу, как впервые ощутил то, что ты со мной делал. Как самого себя хотелось разорвать, понимая, что даже скинуть тебя не могу. Я тебя ненавидел и себя. За слабость в очередной раз. Был бы шанс сдохнуть – я бы схватился. Но стоило посмотреть дальше, обмотаться временем, и я понял, зачем ты так. Так только любящие люди делают, таким способом спасают только тех, кого любят по-настоящему. Ты мне второй шанс дал, перешагивая через самое светлое, что у тебя было. У меня теперь выбора нет.
Саске дышал глубоко, говорил на выдохе и не останавливался, а Наруто заворожено слушал и чувствовал, как Саске раскрывает перед ним самого себя. Видел раскрытую грудь, в которой только красный ком сердца, видел глаза, которые были черными, как теплая майская ночь - нет в них прежней иссиня-черной тьмы.
**
Коноху окатило сумерками, рассыпав по улицам свет фонарей. Наруто неторопливо добирался крышами, рассматривая сверху вниз силуэты в окнах домов, и улыбался чему-то своему. Конечно, сегодня стоило бы лечь пораньше и отдохнуть перед грядущим заданием, но попрощаться с Саске он счел более необходимым.
Учиха находился в самой охраняемой части тюрьмы – отсеке, где держали особо опасных заключенных, избежавших казни. После суда его определили в камеру, клейменую печатями подавления чакры и окружили охраной. Саске приговор принял с удивлением – ожидал казни, Какаши легко вздохнул – удалось, Наруто же еле смирился с тем, что его другу не верят.
- Они же должны были понять, это несправедливо, они же всей правды не знают…
А Учиха только нахмурился и приложил палец к губам:
- Значит, между нами останется. Спасибо.
Наруто перескакивал с крыши на крышу, нетерпение на него накатывало мягкими волнами, и он с удовольствием щурил глаза.
Назначенный капитаном команды, свой отряд с задания он всегда приводил практически невредимым. На тренировках лез из кожи вон. Старался. Какаши быстро прибавил одно к другому и теперь подталкивал Узумаки вперед. Говорил, что с каждой удачно выполненной миссией пост хокаге становится ближе. Наруто кивал, с тоской смотрел в сторону тюрьмы, сжимая чувства в кулак, и продолжал улыбаться.
Он своего добьется.
@темы: слэш, мини/драббл/виньетка, hurt|comfort, фанфик, NC-17, ангст, romance, психодел
-
-
22.01.2010 в 19:38Слова Какаши запомнились: "Ты Конохе не таким нужен". Запомнилось тем, что написано именно так, а не: "...таким не нужен". Всего одну частицу переставить, а какой контраст.
Действительно, Учихе уже не помочь (не избавить от заключения и пр.), зато можно ему на некоторые вещи глаза открыть - это и есть истинное спасение. И, чтобы достучаться до него, придется что-то изменить и в своем восприятии, поступиться парой-другой принципов. Может, даже исказить свои ранее непоколебимые идеалы. Собственно, как я поняла. Надеюсь, верно, и мозг еще не заплыл х)
Хорошо, когда фанфик заставляет задуматься после прочтения, а не просто покачать головой во время.
-
-
22.01.2010 в 19:38Слова Какаши запомнились: "Ты Конохе не таким нужен". Запомнилось тем, что написано именно так, а не: "...таким не нужен". Всего одну частицу переставить, а какой контраст.
Действительно, Учихе уже не помочь (не избавить от заключения и пр.), зато можно ему на некоторые вещи глаза открыть - это и есть истинное спасение. И, чтобы достучаться до него, придется что-то изменить и в своем восприятии, поступиться парой-другой принципов. Может, даже исказить свои ранее непоколебимые идеалы. Собственно, как я поняла. Надеюсь, верно, и мозг еще не заплыл х)
Хорошо, когда фанфик заставляет задуматься после прочтения, а не просто покачать головой во время.
-
-
22.01.2010 в 19:48действительно. Я даже не задумывалась об этом, когда писала - просто взяла за даное, что именно так. Впринципе, Коноха без Наруто не сможет,
пока он жив.Собственно, как я поняла. Надеюсь, верно
Очень даже верно)) Когда человек на столько погружен во тьму, вырывать его придется с мясом, себя при этом чистым уже не оставить. Очень приятно, что вы уловили основную суть*)
Спасибо большое за подобный отзыв, мне очень приятно